Франциск Ассийский
Католические мистики
Это первый из христианских святых, который получил стигматы. Это 13 век. Более 1000 лет церковь не знала этого явления. Хотя имела не только великих, но и величайших святых. И вот в 13 веке мы сталкиваемся с явлениями совсем необычного характера. Кто такой Францисск Ассизский? Наша интелегенция так пишет о нем «Его величайшая добродетель, особенно чтимая католической церковью - «компассио» - сомучение со Христом, внешним свидетельством которого почитаются стигматы святого Франциска. Добродетель ощущения Христа в мире у Франциска совершило то, что не под силу было самим Антонию Великому и бл.Августину». «Во всей истории христианской аскезы тело впервые здесь названо братом и впервые же не в противоположность, но в единстве с духом оно было отдано на служение Богу». Св. отцы наоборот много пишут о теле «мы убийцы не тела, а страстей».
Некоторые личные характеристики Франциска
«Он хотел идти к императору и умолять его, чтобы он запретил убивать братьев его жаворонков. Когда он видел множество цветов, то начинал проповедовать им. Сильнейшую любовь питал св.Францисск к солнцу и огню. Он чувствовал такое благоговение к огню, что не позволял братьям тушить загоревшуюся на нем одежду. Когда загорелась хижина, в которой жил святой с братом, он отказался помогать брату в тушении пожара и ушел в лес. Франциск, не любивший книг, собирал и тщательно хранил всякую бумажку с буквами, утверждая, что ее надо беречь, так как из букв может быть сложено святейшее имя Иисусово».
Он в своей жизни тщательно старался подражать внешним фактам жизни Иисуса Христа. Он избрал себе 12 учеников, и потом жизнеописатели пишут, что один из них удавился. Товарищи св. Франциска были людьми столь великой святости, что со времени апостолов до ныне не было столь дивных в святости мужей. Франциск утверждает6 «Всеми дарами, как полученными о Бога мы не можем похвалиться, но крестом мук своих и скорбей мы можем похвалиться, потому что они наши. И о нем апостол говорит: «Одним я только хочу похвалиться крестом Господа нашего». Апостол говорит, что похвалюсь не своими скорбями, не своим крестом, а крестом Господа нашего». А Францисск говорит «крестом мук своих» и ссылается на ап.Павла, который говорит прямо противоположное.
«И сойдя на поле он начал проповедовать птицам. И стояли все вместе неподвижно, пока св. Франциск не кончил проповедь и не дал им своего благословения. Затем птицы пораскрывали рты, повытянули шеи, приподняли крылышки и почтительно упустили головы к земле и своими движениями и пением начали показывать, что речи святого отца доставили им высочайшую усладу, а затем согласно знамению Христа разделились на 4 части и полетели на 4 стороны». («Цветочки св. Франциска»).
Две милости у Бога
1. «Чтобы я мог пережить все те страдания, которые Ты, Сладчайший Иисусе испытал в Твоих мучительных страстях». Обратите внимание: пережить все те страдания, которые пережил Христос
2. «Чтобы я мог почувствовать ту неограниченную любовь, которой горел Ты, сын Божий».
Что обращает на себя внимание
1.Отсутствие даже намека на свою греховность, свое несовершенство, которые могли бы его беспокоить. Напротив мы видим откровенную претензию на равенство чувств с самим Иисусом Христом. Оказывается он готов претерпеть все те страдания и любовь, неудивительно, что последовало за этой молитвой. Во время этой молитвы Франциск почувствовал себя совершенно превращенным в Иисуса. Нет в истории христианства ни одного такого случая. Это не мыслимо, чтобы человек мог себя почувствовать превращенным в Иисуса. Мы это находим в индуизме, в теософии. Которого тут же увидел в образе Серафима шестокрылого. Этот Серафим поразил его стрелами. От этого Серафима изошли молнии, которые ударили его лучи света и у Франциска открылись раны на правом боку, на руках и ногах. Так впервые в истории христианства положило начало многих подобных фактов в истории католицизма.
Выписка из журнала «Психиатрия»
«Определенный интерес представляют истерические стигмы, развивающиеся иногда у некоторых верующих, истощенных непрестанными молитвами, аскетическим образом жизни. Под влиянием болезненного самовнушения у них может нарушиться кровообращение тех участков тела, на которых сфокусировано их воображение. Подобное явление может вызвать и врач-психотерапевт с помощью гипноза. Местные воспалительные и сосудодвигательные расстройства при самовнушении больных истерическим неврозом могут возникать и в бодрствующем состоянии. Известно, что у религиозных экстатиков живо переживающих в своем воображении казнь Христа появлялись кровавые раны на руках, ногах, голове». Они называют это истерическим неврозом.
Рассказывал один священник, когда они увлекались мистикой, йогой. Один товарищ достиг большого успеха в этом направлении и однажды собрав несколько человек своих друзей, он в отдельной комнате при полной тишине, сосредоточил свое внимание на обратной стороне ладони. Все увидели: сначала кожа покраснела, начала вздуваться и затем возник ожег 4 степени (наивысшей степени) и нарыв этот лопнул. Все были потрясены. Затем очень долго не заживала эта рана.
Франциск непрерывно сосредотачивал свое внимание на ранах Иисусовых, на страстях Иисусовых, результат очевиден. Это явление чисто нервно-психического характера, самовнушения. Возникло из ложного понимания. Он понял любовь ко Христу по-человечески. Забыли, что как человек Христос вознесся. «Меня любит тот, кто исполняет заповеди мои». Франциск все свое внимание, все силы души, внимания, ума и сердца он сосредоточил на том, чтобы переживать те болезни, те боли, те страдания, которые пережил Христос на кресте, то есть подвиг полностью был перенесен с области очищения сердца и души в сферу исключительно внешних, плотских, нервных переживаний.
Игнатий Лойола
«Духовные упражнения» Предваряют выдержки самых авторитетных католических богословов. Эти упражнения, практика рассматривается ими как истинная практика
Блаженная Анжела
Очень яркие примеры прельщений можно привести из
римо-католической мистики [См. краткую и точную характеристику католической
мистики, например, у свящ. П.Флоренского в его книге "Столп и утверждение
истины". Прим № 400]. Сначала пример первого вида прелести, из указанных
св. Григорием Синаитом.
Настоящий отец ее Франциск Ассизский (XIII в.)
"смиренно" говорит о себе: "Я не сознаю за собой никакого
прегрешения, которое не искупил бы исповедью и покаянием"
[Лодыженский М.В. Свет Незримый. Пг., 1915. С. 129]. Однажды Франциск долго
молился (чрезвычайно показателен при этом предмет молитвы) "о двух
милостях": "Первая - это чтобы я... мог... пережить все те страдания,
которые, Ты, Сладчайший Иисусе, испытал в Твоих мучительных страстях. И вторая
милость... - это, чтобы... я мог почувствовать... ту неограниченную любовь,
которою горел Ты, Сын Божий". (Не чувства своей греховности и
несовершенства беспокоили Франциска, а откровенные претензии на равенство со
Христом!) Во время этой молитвы Франциск "почувствовал себя совершенно
превращенным в Иисуса", Которого он тут же и увидел в образе шестикрылого
серафима. После этого видения у Франциска появились болезненные кровоточащие
раны (стигмы) - следы "страданий Иисусовых" [Там же. С. 109].
Предсмертными словами его были: "Я исполнил то, что должен был
исполнить" [Там же. С. 112]. Для сравнения приведем тот же предсмертный
момент из жизни преподобного Сисоя Великого (V в.). "Окруженный в момент
своей смерти братией, в ту минуту, когда он как бы беседовал с невидимыми
лицами, Сисой на вопрос братии: "Отче, скажи нам, с кем ты ведешь
беседу?" - отвечал: "Это ангелы пришли взять меня, но я
молюсь им, чтобы они оставили меня на короткое время, чтобы покаяться".
Когда же на это братия, зная, что Сисой совершен в добродетелях, возразила ему:
"Тебе нет нужды в покаянии, отче", - то Сисой ответил так: "Поистине
я не знаю, сотворил ли я хоть начало покаяния моего". Это глубокое
понимание своего несовершенства является главной отличительной чертой всех
истинных святых.
Второй вид прелести проиллюстрируем выдержками из
"Откровений блаженной Анжелы" - также католической святой (
Дух Святой говорит ей: "Дочь Моя, сладостная Моя,..
очень Я люблю тебя" (с. 95): "Был я с апостолами, и видели они Меня
очами телесными, но не чувствовали Меня так, как чувствуешь ты"
(с. 96). И такое открывает сама Анжела: "Вижу я во мраке Святую Троицу, и в
самой Троице, Которую вижу я во мраке, кажется мне, что стою я и пребываю в
середине Ее" (с. 117). Свое отношение к Иисусу Христу она
выражает, например, в таких словах: "могла я всю себя ввести внутрь Иисуса
Христа" (с. 176). Вдруг она почувствовала, что Христос отходит от
нее и она: "Я же от сладости Его и от скорби об отшествии Его кричала и
хотела умереть" (с. 101) - и при этом она начинала в ярости бить
себя так, что монахини вынуждены были часто уносить ее из костела
Резкую, но, по существу, совершенно верную оценку
"откровений" Анжелы дает один из крупнейших русских религиозных
мыслителей нашего века А.Ф.Лосев. Он пишет, в частности: "Соблазненность и
прельщенность плотью приводит к тому, что Святой Дух является блаженной Анжеле и
нашептывает ей такие влюбленные речи: "Дочь Моя, сладостная Моя, дочь Моя,
храм Мой, дочь Моя, услаждение Мое, люби Меня, ибо очень люблю Я тебя, много
больше, чем ты любишь Меня". Святая находится в сладкой истоме, не
может найти себе места от любовных томлений. А возлюбленный все является и
является и все больше разжигает ее тело, ее сердце, ее кровь. Крест Христов
представляется ей брачным ложем...
Что может быть более противоположно
византийско-московскому суровому и целомудренному подвижничеству, как не эти
постоянные кощунственные заявления: "Душа моя была принята в несотворенный
свет и вознесена", эти страстные взирания на Крест Христов, на раны Христа
и на отдельные члены Его Тела, это насильственное вызывание кровавых пятен на
собственном теле и т.д. и т.п.? В довершение всего Христос обнимает Анжелу
рукою, которая пригвождена ко Кресту, а она, вся исходя от томления, муки и счастья,
говорит: "Иногда от теснейшего этого объятия кажется душе, что входит она в
бок Христов. И ту радость, которую приемлет она там, и озарение рассказать
невозможно. Ведь так они велики, что иногда я не могла стоять на ногах, но
лежала и отнимался у меня язык... И лежала я, и отнялись у меня язык и члены
тела" [Лосев А.Ф. Очерки античного символизма и мифологии. М.,
1930. Т. 1. С. 867-868].
Не менее показательны и "откровения" другой
великой католической святой. "Учитель Церкви" Тереза Авильская (XVI
в.) восклицает перед смертью: "О, Бог мой, Супруг мой, наконец-то я
Тебя увижу!". Этот в высшей степени странный возглас не случаен.
Он - закономерное следствие всего "духовного" подвига Терезы,
существо которого открывается хотя бы в следующем факте.
После многочисленных своих явлений "Христос"
говорит Терезе: "С этого дня ты будешь супругой Моей... Я отныне не только Творец
твой, Бог, но и Супруг" [Мережковский Д.С. Испанские мистики.
Брюссель, 1988. С. 88]. "Господи, или страдать с Тобой, или
умереть за Тебя!" - молится Тереза и падает в изнеможении под
этими ласками, закатывает глаза, дышит все чаще и по всему телу ее пробегает
содрогание. Если бы нечестивая, но опытная в любви женщина, пишет Мережковский,
- увидела ее в ту минуту, то поняла бы,.. что все это значит, и только
удивилась бы, что с Терезой нет мужчины; а если бы и в колдовстве была эта
женщина опытна, то подумала бы, что с Терезой вместо мужчины тот нечистый дух,
который колдуны и ведьмы называют "инкубом" [Там же. С. 73]. "Душу
зовет Возлюбленный таким пронзительным свистом, вспоминает Тереза, -
что нельзя этого не услышать. Этот зов действует на душу так, что она
изнемогает от желания" [Там же. С. 69]. Не случайно известный
американский психолог Вильям Джемс, оценивая ее мистический опыт, писал, что "ее
представления о религии сводились, если можно так выразиться, к бесконечному
любовному флирту между поклонником и его божеством" [Джемс В.
Многообразие религиозного опыта. /Пер. с англ. М., 1910. С. 337].
На методическом развитии воображения основывается
мистический опыт одного из столпов католической мистики, родоначальника ордена
иезуитов Игнатия Лойолы (XVI в.). Его книга "Духовные упражнения",
при которой, по его словам, "даже Евангелие становится излишним"
[Быков А.А. И.Лойола. Его жизнь и общественная деятельность. СПб., 1890. С.
28], пользуется очень большим авторитетом в католичестве. Она представляет
собой еще одну яркую иллюстрацию глубокой поврежденности понимания духовной
жизни в римо-католицизме. Воображение распятого Христа, попытка проникнуть в
мир Его чувств и страданий, мысленные беседы с Распятым и т.д. - все это
принципиально противоречит основам духовного подвига, как он дан в опыте жизни
святых Вселенской Церкви, и приводит к полному духовному и душевному расстройству
подвижника, а отсюда - и к каким угодно "откровениям".
Вот несколько кратких выдержек из "Духовных
упражнений". Так, созерцание "Первого дня воплощения Бога Слова"
состоит из нескольких прелюдий. Первая прелюдия заключается в том, "чтобы
представить себе, как будто это было перед глазами, весь исторический ход
мистерии воплощения, - а именно - как Три Божественные Лица Святой Троицы
взирают на эту землю,.. как Троица Святая, тронутая страданием, решает
ниспослать Слово,.. как... архангел Гавриил явился посланником к блаженной Деве
Марии".
Вторая прелюдия состоит "в живом воображении
местности,.. где живет Святая Дева".
Третья прелюдия - "это мольба о познании мною...
тайны воплощения Слова.. ." [Лодыженский М.С. Свет Незримый. Пг., 1915. С.
139-140].
И еще один пример созерцания беседы со Христом.
"Эта беседа, - наставляет Лойола, совершается тогда, когда человек
вообразит перед собой Иисуса Христа, распятого на кресте..."
"Устремивши таким образом взор на Иисуса распятого, я скажу Ему все, что
подскажут мне мой ум и мое сердце... Настоящую беседу можно сравнить с беседою
двух друзей... " Авторитетный сборник аскетических
писаний древней Церкви "Добротолюбие" решительно запрещает такого
рода "духовные упражнения". Вот несколько высказываний оттуда.
Вот несколько высказываний тех древних отцов, опыт которых
совершенно забыт в Католической Церкви.
Преподобный Нил Синайский (V в.) предупреждает: "Не
желай видеть чувственно Ангелов, или Силы, или Христа, чтоб с ума не сойти,
приняв волка за пастыря и поклонившись врагам - демонам".
Преподобный Симеон Новый Богослов (XI в.), рассуждая о тех,
кто на молитве "воображает блага небесные, чины Ангелов и обители
святых", прямо говорит, что "это есть знак прелести". "На
этом пути стоя, прельщаются и те, которые видят свет телесными очами своими,
обоняют благовония обонянием своим, слышат гласы ушами своими и подобное".
Преподобный Григорий Синаит (XIV в.) пишет: "Прелесть,
говорят, в двух видах является, или, лучше, находит - в виде мечтаний и
воздействий, хотя в одной гордости имеет начало свое и причину... Первый образ
прелести - от мечтаний. Второй образ... начало свое имеет... в сладострастии,
рождающемся от естественного похотения. В этом состоянии прельщенный берется
пророчествовать, дает ложные предсказания... Бес непотребства, омрачив ум их
сладострастным огнем, сводит их с ума, мечтательно представляя им некоторых
святых, давая слышать слова их и видеть лица".
Подобных высказываний отцов Вселенской Церкви можно привести
множество. Все они едины в том, о чем предупреждает уже Апостол Иоанн Богослов:
"Не всякому духу верьте, по испытывайте духов, от Бога ли они, потому что
много лжепророков появилось в мире" (1 Ин.4,
Однако самое серьезное, о чем свидетельствует опыт католических
святых, - даже не очевидное заблуждение названных подвижников, а тот глубоко
печальный факт, что все они канонизированы Католической Церковью. Здесь,
следовательно, мы сталкиваемся уже не с ошибкой отдельных лиц, что возможно и в
Православии, и где угодно, а с заблуждением всей Римской Церкви в главнейшем
для Церкви вопросе - спасении и духовном совершенстве человека. Не случайно,
поэтому наши подвижники-святители Игнатий (Брянчанинов) и Феофан (Говоров),
преподобный Амвросий Оптинский и многие другие столь решительно заявляли о
ложности вообще Римо-католической Церкви, прелести ее святых.
Святитель Игнатий писал, например: "Большая часть подвижников
Западной Церкви, провозглашаемых ею за величайших святых, по отпадении ее от
Восточной Церкви и по отступлении Святого Духа от нее, молились и достигали
видений, разумеется, ложных, упомянутым мной способом... В таком состоянии
находился Игнатий Лойола, учредитель иезуитского ордена. У него воображение
было так разгорячено и изощрено, что, как сам он утверждал, ему стоило только
захотеть и употребить некое напряжение, как являлись перед его взорами, по его
желанию, ад или рай... Известно, что истинным святым Божиим видения даруются
единственно по благоволению Божию и действием Божиим, а не по воле человека и
не по его собственному усилию, - даруются неожиданно, весьма редко... Усиленный
подвиг находящихся в прелести обыкновенно стоит рядом с глубоким развратом.
Разврат служит оценкой того пламени, которым разжены прельщенные"
Святитель указывает и на другие, скрытые от внешнего взора,
причины прелестных состояний западных подвижников. Так, он пишет: "Кровь
и нервы приводятся в движение многими страстями: и гневом, и сребролюбием, и
сластолюбием, и тщеславием. Последние две чрезвычайно разгорячают кровь в подвижниках,
незаконно подвизающихся, соделывают их исступленными фанатиками. Тщеславие
стремится преждевременно к духовным состояниям, к которым человек еще не
способен по нечистоте своей; за недостижением истины - сочиняет себе мечты. А
сладострастие, присоединяя свое действие к действию тщеславия, производит в
сердце обольстительные ложные утешения, наслаждения и упоения. Такое состояние
есть состояние самообольщения.
Все незаконно подвизающиеся находятся в этом состоянии. Оно
развивается в них больше или меньше, смотря по тому, сколько они усиливают свои
подвиги. Из этого состояния написано западными писателями множество книг"
(IV, 499).
Интересно, что святитель Игнатий, изучавший католическую
аскетическую литературу не по переводам, а в латинских подлинниках, указывает и
конкретные временные координаты отступления новых католических подвижников от
единого опыта святых единой Вселенской Церкви. Он пишет: "Преподобный
Венедикт, святой папа Григорий Двоеслов еще согласны с аскетическими наставниками
Востока, но уже Бернард отличается от них резкой чертой; позднейшие уклонились
еще более. Они тотчас влекутся и влекут читателей своих к высотам, недоступным
для новоначального, заносятся и заносят. Разгоряченная... мечтательность
заменяет у них все духовное, о котором они не имеют никакого понятия. Эта
мечтательность признана ими благодатью" (IV, 498).
